Статьи

«Нетипичный» терроризм в этноконфессиональном конфликте в Ираке (на примере ситуации вокруг теракта в г. Хан Бани Саад)

Религия и общество на Востоке '2018, №2

 
Статья посвящена исследованию проблемы террористического насилия, совершаемого по религиозному признаку в рамках этноконфессионального конфликта в Ираке. В центре ис-следовательского внимания такой феномен, как терроризм «неошиитских» экстремистских группировок. Анализ проблемы проводится на примере конкретной ситуации – теракта в ирак-ском городе Хан Бани Саад. По разным причинам феномен «неошиитского» терроризма, как правило, остается за рамками интереса российских экспертов. Поэтому главная цель данной ра-боты состоит в том, чтобы попытаться внести посильный вклад в формирование и разработку проблемного поля данного научного дискурса.

Али Ибн Аби Талиб: «Придет к людям время, когда от Корана не останется ничего, кроме рисунка букв его, а от Ислама – ничего, кроме имени его, мечети тогда будут изысканными в строении, но пустыми от поминания (прямого пути), в них пребывающие и их посещающие будут злейшие люди на Земле, от них будет смута исходить, к ним будет грех приставать; станут они отвратившегося от греха на путь его возвращать, и кто отстал в совершении его, того станут вперед толкать». [1, 207]

Автором предпринята попытка осмыслить и рассмотреть специфику возникновения и развития терроризма в современном Ираке сквозь призму анализа конкретной ситуации – теракта в г. Хан Бани Саад[2]. В методологическом смысле это есть погружение в «микромир» отдельно взятого террористического преступления как социально-политического явления со всеми его специфическими причинно-следственными связями, закономерностями и особенностями. И задача состоит в том, чтобы в рамках метода «от частного к общему» попытаться, насколько позволяют имеющиеся данные, последовательно пройти по всей цепочке организации и осуществления рассматриваемого террористического акта и установить основные объективные и субъективные факторы, формирующие «заказ» на подобного рода насилие в иракском обществе. Целесообразность использования такого подхода представляется обоснованным в силу того, что, являясь составной частью более масштабного явления, анализируемое трагическое событие оказалось весьма симптоматичным и характерным для многих других иракских районов и городов. В нем, как в капле воды, отразился весь спектр проблем и условий, как порождающих феномен террора в целом, так и определяющих его специфику.

Фокус анализа при этом направлен не только на исследование внутренней динамики разбираемой ситуации, но и на историко-политический контекст, обусловивший её возникновение. В этой связи рассматриваются четыре проблемных блока, где в основе первых трех лежит конфликт с коренными арабскими племенами (шиитскими и суннитскими) провинции Диалы

• федеральной власти (иракцы иранского происхождения),
• террористической группировки «Исламское государство» (ИГ),
• Ирана,

тогда как четвертый – это конфликт между федеральной властью (иракцы иранского происхождения) и остальным иракским обществом (арабские суннитская и шиитская общины).

Необходимо сделать некоторые пояснения, почему именно теракт в Хан Бани Саад выбран в качестве предмета анализа.

Самое важное, что отличает и резко выделяет исследуемый теракт из череды других – это то, что он явственно обнажил весь узел нерешенных проблем, связанных с глубоким кризисом в отношениях между новой иракской властью и остальным обществом, и этот кризис является ядром внутрииракского этноконфессионального конфликта, порождающего иракский терроризм.

Теракт в Хан Бани Саад выявил системные проблемы в обеспечении национальной безопасности страны, связанные с заинтересованностью и соучастием в этом преступлении группировок экстремистского толка, тесно связанных с центральной властью. Иракские власти в ходе проведенного расследования впервые были вынуждены официально признать факт причастности служб государственной безопасности страны к проведению теракта. Следует отметить, что в этом отношении взрыв в Хан Бани Саад не является исключением, он входит в особую группу терактов с так называемым «государственным участием». Как правило, это очень громкие теракты, ответственность за которые сразу брала на себя ИГИЛ/ИГ. С течением времени или же сразу проводились официальные расследования, по итогам которых выявлялась причастность к проведению и организации теракта государственных структур, и главным образом сил безопасности. Надо сказать, что таких случаев не очень много, но они имеют довольно серьезные последствия: как правило, после них происходили важные внутриполитические трансформации в Ираке.

Анализ ситуации показывает, что иракское руководство осуществляло политику государственного экстремизма не только в типичной его форме: массовые политические и идеологические репрессии, этнические чистки, но и в нетипичной форме – применение или использование террористического насилия. Такого рода преступления властных группировок – уже сложившийся феномен, который действительно можно охарактеризовать, как нетипичную форму государственного экстремизма (марионеточных администраций), получившего значительное распространение в условиях внутрииракского этноконфессионального конфликта. Можно упомянуть наиболее известные случаи с таким, так сказать, государственным участием: теракт в шиитской Золотой мечети города Самарры в 2006 г., который стал началом большого суннитско-шиитского противостояния в Ираке; захват террористами ИГ в 2014 г. города Мосула, представлявшего собой крупнейший центр суннитской оппозиции[3]; бойня в небольшой суннитской мечети Мусаб бин Умайр в августе 2014 г. Характерно, что первые два случая, так же как и рассматриваемый взрыв в Хан Бани Саад, явились официальным основанием для запуска властью широкомасштабных кампаний жесточайших репрессий и этнических чисток в отношении коренного населения Ирака. Главными итогами этих кампаний стали изменение этноконфессиональной карты страны, разрушение структуры и системы межобщинного взаимодействия, начавшийся процесс дефедерализации государства, расширение военно-политического присутствия Ирана в Ираке.

Вместе с тем анализ ситуации в Хан Бани Саад успешно позволяет идентифицировать этноконфессиональную природу терроризма в Ираке, как в его типичных, так и нетипичных проявлениях. Он свидетельствует о том, что появление и распространение экстремистского насилия стало результатом конфликта двух совершенно разных идеологических систем: радикального панисламистского «неошиизма», носителями которого являются все иракские правящие партии проиранской ориентации, и умеренного ислама, который исповедует практически всё коренное арабское и курдское население страны – как шииты, так и сунниты. Главная причина взаимоотторжения двух религиозно-идеологических систем в том, что они являются взаимоисключающими. Например, с точки зрения современной «неошиитской» идеологии, довоенный Ирак – это страна с антиисламской формой правления, а иракские мусульмане (шииты и сунниты) – безбожники, «неверные», которые должны быть исламизированы по иранскому «неошиитскому» образцу, в том числе и силовыми методами. Эта старая установка новой иракской власти, которая по-прежнему остается на повестке дня ещё со времен Ирано-иракского вооруженного конфликта, во многом мотивировала определенные властные группировки Ирака на развязывание политики государственного экстремизма против «неверных» иракцев.

Понятие «неошиизм» используется в работе для обозначения религиозно-политической идеологии, объединяющей в себе разные установки, в том числе панисламистского и экстремистского толков. Основные постулаты идеологии были разработаны имамом Хомейни, и в нынешнем виде эта система взглядов обладает рядом характерных признаков. Выделю, на мой взгляд, четыре главные из них. Первый признак находит свое выражение в учении о приоритете человеческого разума, когда источником истинного познания, способным быть подлинным критерием истины, добра и зла, признается человеческий разум, доводы которого фактически приравниваются к доводам Священного Корана. Следствиями применения на практике «неошиитской» рационалистической методики различения добра и зла выступают современные иранские и иракские богословские фетвы, легализующие на государственном уровне операции по смене пола, временные браки мужчин с женщинами, браки с девочками младше 9 лет (см., например, о попытках в апреле 2014 и ноябре 2017 г. внесения поправок в закон о личном статусе в Ираке, позволяющих жениться на маленьких девочках [13]), частную торговлю человеческими органами.

Второй признак проявляется в духовном и теоретическом экуменизме, направленном на обязательное установление в будущем духовного и идеологического единства всего мусульманского мира посредством реформирования и обновления якобы «искаженного» исламского вероучения по «неошиитскому» образцу. В этом концепте «неошиизма», присутствует парадоксальная двойственность, которая заключается, с одной стороны, в приемлемости неолиберальных ценностей современного мирового экуменического движения (возглавляемого Католической церковью), а с другой стороны, в отторжении многих ценностей традиционного ислама, современные носители которого отнесены к категории «неверных».

Третий признак заключается в продолжении линии на создании под эгидой Исламской Республики Иран глобального исламского государства.

И четвертый признак состоит в необходимости ведения «священной войны», включая диверсионно-террористические методы глобального насаждения «территории ислама». Обращает на себя внимание сходство многих идеологем «неошиизма» с экстремистско-мессианскими установками группировки ИГ.

Подытоживая вводную часть работы, следует сказать, что, когда речь заходит о проблеме терроризма в иракском этноконфессиональном конфликте, перед исследователем всегда возникает вопрос правильной идентификации и интерпретации его природы, а также политической и религиозной принадлежности террористов. Это действительно очень важный момент, так как в иракском конфликте довольно трудно различать, например, терроризм «неошиитских» экстремистских группировок от терроризма пришлых «игиловцев». Ведь практически все теракты, происходящие на территории Ирака, автоматически списываются властями на террористическую группировку ИГ, которая с удовольствием берет за них ответственность. А терроризм «неошиитских» экстремистских группировок остается невидимым, т. е. оказывается за рамками проблемного поля – этого феномена как бы не существует. Как результат, создаваемая информационная картина происходящего, часто не соответствующая действительности, направляет исследование по ложному пути, что, в свою очередь, приводит к ошибочным оценкам и неправильным выводам.

В этом плане представленный в статье опыт осмысления феномена нетипичного терроризма способствует решению ряда исследовательских вопросов. Во-первых, он позволяет увидеть, что терроризм в Ираке – это сложный и многосоставный феномен, который не сводится исключительно к распространенному и упрощенному пониманию этой проблемы как проявления только лишь внешней агрессии, т.е. террористической войны, которую вела ИГ на территории Ирака. Во-вторых, он выводит на уровень системного видения и понимания специфики феномена в целом. В-третьих, он содействует выявлению логики внутрииракского этноконфессионального конфликта, его глубинных причин и факторов эскалации.

Результаты работы специальной следственной комиссии: власть признала факт причастности служб безопасности к теракт

Ответственность за совершение того бесчеловечного теракта была сразу приписана террористической организации ИГ. Никаких сомнений в том, кто совершил это зверство, быть не могло, ведь террористы-неоваххабиты являлись, по мнению большинства, единственной силой в Ираке, обладающей абсолютной монополией на суицидальный террор такого уровня и масштаба. Всем будто бы было давно известно, что это их специализация, метод и идеология, и поэтому казалось вполне естественным, что иракские власти практически без колебаний и глубоких расследований приняли версию с ИГ в качестве официального объяснения случившегося в Хан Бани Саад.

Однако несмотря на то, что в массовом сознании иракцев прочно укоренилась логическая цепочка: «ИГ – террор – убийство мирных жителей», официальная трактовка, данная федеральными властями, оказалась не единственной. Практически одновременно с ней появилась и другая официальная версия свершившегося преступления, которую озвучивали власти регионального уровня, а именно высокие представители властей провинции Диала, которые провели собственное официальное расследование теракта.

Так, практически сразу же после теракта, по инициативе председателя федерального арбитражного апелляционного суда провинции Диала, судьи Джасема Махмуда Абуда, была создана специальная государственная следственная комиссия для проведения тщательного расследования преступления по горячим следам, установления и привлечения всех лиц, его совершивших, к уголовной ответственности. В состав комиссии, которую возглавил сам судья, вошли представители следственных органов и силовых структур провинции Диала [2].

По итогам расследования комиссия пришла к выводу, что совершение теракта произошло при непосредственном участии полиции города Хан Бани Саад. Судья Джасем Махмуд Абуд сделал официальное заявление, что по подозрению в причастности к совершению теракта задержаны 11 сотрудников полиции города. Он констатировал, что один из задержанных полицейских признался в том, что он лично сопроводил заминированную машину до места взрыва. Правда, при этом подозреваемый сообщил, что это было якобы требованием террористов, и он вынужден был выполнить его из-за опасения за свою жизнь и жизни членов своей семьи, которых боевики группировки ИГ угрожали убить в случае его неповиновения [2].

Кроме того, по словам Абуда, в числе арестованных оказался и начальник полиции Хан Бани Саад. Причиной ареста послужило его странное бездействие. Как установило следствие, начальник был заблаговременно оповещен о замышляющемся теракте. Выяснилось, что за несколько дней до взрыва в полицейское управление города от соответствующих служб поступила информация о готовящемся подрыве заминированного автомобиля в центре города в праздничные дни. Однако начальник полиции, несмотря на это предупреждение, не предпринял никаких мер по предотвращению теракта [2].

Реакция региональных властей последовала практически сразу после обнародования результатов расследования комиссии. С громкими официальными заявлениями выступили некоторые высокопоставленные представители руководства провинции. Их выступления также были основаны на фактах, которые смогла установить следственная комиссия.

Так, например, глава полиции провинции Диала генерал Джасим ас-Саади в своем интервью газете «Аль-Мада-пресс» подтвердил факт причастности сотрудников полиции к взрыву, подчеркнув, что в Багдад для дачи показаний уже доставлены начальник полиции, несколько офицеров и ответственных сотрудников МВД Ирака, а также некоторые офицеры разведывательной службы провинции [2].

В то же время губернатор Диалы Мусанна ат-Тамими публично обратился к министру внутренних дел с требованием создать еще одну следственную комиссию высокого уровня в составе профессиональных следователей и криминалистов для всестороннего и тщательного расследования всех обстоятельств теракта. Он также потребовал обнародовать результаты расследования, наказать всех лиц, причастных к этому преступлению, прилюдно совершив над ними справедливый суд на месте взрыва [2].

В ответ на данное обращение представитель иракского МВД Саад Маан заявил, что силовики начали проводить следственные мероприятия с задержанными полицейскими, отметив, что суд предпримет самое суровое наказание по отношению к тем, кто причастен к этому теракту, если их участие будет доказано.

Важно отметить, что реакция федерального руководства на итоги расследования региональных следственных органов и ситуацию в целом носила двойственный характер. С одной стороны, было сделано все, чтобы дальнейшее расследование теракта не получило развития. Во всяком случае, никаких данных о нем больше нигде нет. Нет никакой официальной информации о том, была ли создана следственная комиссия высокого правительственного уровня. Что касается комиссии Диалы, по сути дела, раскрывшей это преступление, то все материалы были переданы в Багдад, деятельность комиссии была прекращена, а ее председатель Джасем Махмуд Абуд уже через месяц был переведен на другую должность в Багдад – с повышением. Все арестованные полицейские и сотрудники спецслужб были доставлены в Багдад, и их дальнейшая судьба неизвестна. Версия о совершении теракта боевиками группировки ИГ так и не была опровергнута и до сих пор остается официально принятой. Но в то же время со стороны федеральных властей не последовало и опровержения выводов региональной следственной комиссии.

С другой стороны, несмотря на итоги проведенного расследования и признания задержанных полицейских, свидетельствующих об их причастности к проведению теракта, федеральное правительство, утверждало в качестве официальной версии совершение теракта боевиками ИГ. Этот вывод был сделан лишь на основании материалов «игиловцев» в твиттере, в которых говорилось, что атака в Хан Бани Саад якобы была совершена в ответ на убийства суннитов в городе Хувейджа на севере Ирака, и что заминированная машина несла около 3 тонн взрывчатки.

Утвердив именно эту версию, Багдад дал санкцию проправительственным милициям на проведение силовой акции по зачистке Хан Бани Саад и его пригородов от «экстремистских элементов». В течение трех дней после теракта шиитские милиции без суда и следствия убили 18 местных жителей и 24 человека ранили, причем в их числе было несколько женщин и детей. Также они похитили 12 человек, включая главу местного племени и его сына. Некоторое время спустя ими были схвачены и увезены в неизвестном направлении еще 80 человек из разных районов города [3]. Несмотря на протесты и требования со стороны депутатского корпуса прекратить беззаконие милиций, Багдад не стал останавливать кровопролитие.

Работа системы общественной безопасности в провинции Диала: факты, подтверждающие выводы региональной комиссии

Уровень контроля иракскими силовыми структурами провинции Диала был настолько высок, что по всем законам логики он должен сводить к нулю всякую возможность беспрепятственной и незаметной организации теракта такого масштаба. Речь идет, в том числе, о политике в сфере обеспечения национальной безопасности, а именно о таком ключевом ее элементе, как система биометрической идентификации и аутентификации личностей граждан.

В Ираке технологии мультибиометрической идентификации уже много лет являются реальностью. Изначально система биометрической идентификации и аутентификации личностей граждан была создана американцами с целью воспрепятствовать деятельности террористов и защитить страну от их проникновения. Она стала базовым элементом контртеррористической стратегии в Ираке. Поэтому в рамках многолетней антитеррористической кампании большинство граждан Ирака прошли процедуру биометрической идентификации и получили идентификационные карты. При этом в первую очередь эту процедуру прошли все госслужащие, сотрудники полиции и разведки. В базах данных системы о каждом идентифицированном иракце есть информация, которая включает: биографические, биометрические, социальные, этнические, религиозные и другие характеристики человека. В итоге были созданы уникальные базы данных, находящиеся в Пентагоне. В ходе реализации этой программы практически все граждане Диалы прошли биометрическую идентификацию и также получили идентификационные карты с электронным носителем; информация с карт может считываться соответствующей аппаратурой на расстоянии [4].

Через терминалы и сеть умных камер система способна в режиме реального времени отслеживать различные аспекты деятельности идентифицированного человека. Система, контролируемая в сегодняшнем Ираке МВД, работает так, что вся контролируемая территория страны разбита на секторы, и если человек переходит из одного сектора в другой, на пограничном КПП система его идентифицирует. Если, например, границу сектора проходит человек, информации о котором нет в базах данных, система сразу выявляет такого гражданина и сигнализирует. Соответственно, без специального разрешения или пока личность не будет установлена, человек не сможет двигаться дальше. То же самое относиться к входу во все госучреждения, торговые центры, полицейские и военные объекты. Тем самым, эта система не дает возможности проникнуть на территорию, скажем, провинции или города, рынка или спорткомплекса преступникам, находящимся в розыске, или чужакам, например, пришлым джихадистам [4].

Исходя из факта наличия подобной системы, можно сделать вывод, что расследование уже давно должно было быть завершено, а соответствующие органы должны знать всё об исполнителях теракта. Нет сомнения в том, что с помощью системы можно элементарно вычислить всех, кто принимал участие в преступлении. Если террористы смогли беспрепятственно добраться до цели, пройдя все контрольно-пропускные пункты от Багдада до Хан Бани Саад, то это значит, что система их идентифицировала как «своих», то есть, граждан, которые не являются террористами, не входят в какие-либо преступные сообщества, не находятся в розыске. Информация обо всех перемещениях всех людей по всем дорогам в этом районе фиксируется и сохраняется в базах данных системы, поэтому очень легко можно установить, например, личность водителя, весь маршрут движения, все остановки на пути. И, конечно, личности всех сотрудников полиции, которые пропустили грузовик с тремя тоннами взрывчатки.

Хан Бани Саад находится в глубине провинции Диала, и на грузовом автотранспорте туда можно попасть только по одной трассе. Это отлично охраняемая стратегическая автодорога, которая проходит через Хан Бани Саад, соединяя между собой Багдад и Баакубу – столицу провинции. На протяжении всей этой автотрассы, как и в самом городке, в большом количестве расположены полицейские и военные контрольно-пропускные пункты, на которых самым тщательным образом (включая спецтехнику и кинологическую службу) досматриваются все автомобили. Единственное исключение делается для спецтранспорта, принадлежащего МВД и МО Ирака.

Помимо наличия системы биометрической идентификации граждан есть еще одно немаловажное обстоятельство, которое весьма осложняет террористическую деятельность. Оно заключается в том, что Диала, на территории которой находится городок Хан бани Саад, – это важная для безопасности страны провинция, где правительственные спецслужбы и военные контролируют каждую пядь земли. Это связано с превращением Диалы в вотчину знаменитой «Организации Бадра», боевого крыла проиранской партии «Высший исламский совет Ирака». Его представители с 2005 г. контролируют МВД и некоторые другие службы безопасности постбаасистского Ирака. А сам городок Хан Бани Саад в условиях войны с ИГ практически превратился в полузакрытый город, где находится немало объектов военного назначения. Выбор «Организацией Бадра» провинции в качестве своей базы связан с тем, что она граничит с Ираном, а членами «Высшего исламского совета Ирака», которая до сих пор имеет тесные связи с иранским соседом, являются главным образом иракцы иранского происхождения.

Естественно, возникал вопрос, как при таком контроле, да ещё и накануне большого мусульманского праздника, когда были приняты повышенные меры безопасности, через всю провинцию и весь город смог беспрепятственно проехать грузовик с тремя тоннами взрывчатки. Возникали подозрения, что без содействия полиции такую систему контроля невозможно было преодолеть.

Политика государственного экстремизма в Диале: практика типичного и нетипичного террор

Чтобы правильно и объективно понять логику изучаемого события, очень важно учитывать определенный исторический и политический контексты, в котором оно происходило. В нашем случае это история непростых взаимоотношений между новой федеральной властью и коренными арабскими племенами Диалы. Именно в этих отношениях, на наш взгляд, кроется одна из ключевых причин случившегося в Хан Бани Саад.

По-видимому, центральной в этих отношениях стала установка федерального центра на насилие. Складывается впечатление, что правительство объявило своему региональному политическому оппоненту войну на полное уничтожение. При этом главным признаком политической неблагонадежности жителей Диалы стала их религиозная принадлежность. Очень сложно описать здесь всю историю этой многолетней войны, включающую тысячи эпизодов, поэтому наиболее целесообразным для нашего анализа будет привести её основные итоги, которые наилучшим образом характеризуют конфликт в целом.

Довольно содержательные и объективные комментарии этих итогов были даны независимо друг от друга, в частности, двумя авторитетными политиками. Первый из них – это Мохаммед Таха аль-Хамдун, представитель одной из влиятельнейших иракских организаций – «Движение суннитов Ирака». В одном из своих интервью этот суннитский политик дал развернутую картину деятельности как иракского руководства, так и поддерживаемых им шиитских милиций в Диале, выразив убежденность в том, что в действительности провинцией управляет не федеральное правительство, а шиитские милиции. При этом он добавил, что это касается, по большому счету, не только Диалы, но и страны в целом [5].

Таха аль-Хамдун отметил, что находящаяся у власти шиитская коалиция осуществляет управление страной экстремистскими методами. Свидетельством тому, по его мнению, служит элементарная статистика: если в прежние годы 80% населения Диалы было суннитским, то теперь 40% суннитов покинули провинцию из-за отсутствия безопасности и экстремистской деятельности шиитских милиций. С 2003 г. сунниты Диалы находились под угрозой уничтожения, особенно со стороны шиитских военизированных группировок, которые их похищают, арестовывают и убивают [5]. По его словам, за 13-летний период 27 380 жителей провинции были похищены, 52 320 арестованы, 115 больших родовых семей покинули провинцию в полном составе, 250 мечетей и 47,8 тыс. домов разрушены, 320 сельскохозяйственных участков уничтожены. Кроме того, было совершено 15 массовых казней, в ходе которых были убиты 2 тыс. человек [5]. Комментируя эти данные, Таха аль-Хамдун сказал, что шиитские милиции меняют демографическую карту провинции, с помощью актов насилия заставляя людей покидать свои дома. Отметив большую роль Ирана, которую он играет в иракских делах, политик выразил уверенность в том, что решения в сфере обеспечения безопасности в Ираке на самом деле принимаются главным образом иранским правительством, нежели премьер-министром Хайдером аль-Обади [5].

Данная аль-Хамдуном характеристика совпадает с мнением другого политического деятеля, который уже много лет по долгу службы занимается мониторингом и анализом ситуации в Ираке. Струан Стивенсон, экс-член Еврпарламента и президент «Европейской ассоциации за иракскую независимость» в своих аналитических работах и докладах прямо называет политику иракского руководства в отношении племен Диалы геноцидом, а проправительственные шиитские милиции, которые являются инструментом его осуществления, – террористическими организациями. В частности, он заявлял: «Мы шокированы этническими чистками и геноцидом, насильственным переселением людей, разрушением суннитских мечетей и домов, которые осуществляют проправительственные и проиранские шиитские милиции во всех регионах Ирака, но особенно в провинции Диала. Эти милиции связаны с иранской террористической организацией “Аль-Кодс”, которая, в свою очередь, сотрудничает с иракской армией. За последние несколько лет в Диале эти милиции под предлогом борьбы с ИГ сожгли 1,4 тыс. домов и 12 мечетей, после того, как в них были подброшены взрывчатые вещества». «Мы неоднократно предупреждали, – констатировал Стивенсон – что вмешательство Ирана во внутренние дела Ирака и иранский контроль иракского правительства во главе с иранской марионеткой Нури аль-Малики создали идеальные условия для вторжения в Ирак джихадистов» [6].           

Приведенные факты, которые подтверждаются и данными различных международных правозащитных организаций, говорят о том, что политика государственной власти в отношении племен Диалы – это действительно многолетняя и продуманная стратегия по силовой трансформации демографической и этноконфессиональной карты граничащего с Ираном региона. Основным инструментом этой стратегии выступают «неошиитские» экстремистские группировки. При этом насилие совершается именно по религиозному признаку: очевидно, что люди одной религиозной традиции, которую мы идентифицируем как «неошиизм», применяют насилие в отношении людей другой религиозной традиции – суннитского ислама.

Поддерживаемыми властью «неошитскими» группировками практиковались и другие акты террора, и самый крупный из них произошел фактически за год до взрыва в Хан Бани Саад – бойня в небольшой мечети Мусаб бин Умайр, расположенной в деревне Бани Уайс. В пятничный день, 22 августа 2014 г. боевики вошли в мечеть, полную прихожан, и расстреляли из автоматов молящихся: мужчин, женщин, детей и стариков. В общей сложности было убито более 70 человек. Только в результате давления на Багдад со стороны международного сообщества, которое было шокировано варварской бойней, учиненной экстремистами, иракское руководство вынуждено было создать следственную комиссию и арестовать непосредственных исполнителей. Ими оказались боевики «неошиитской» военизированной группировки «Асаиб ахль аль-хак». Организация «Хьюман Райтс Вотч», которая провела собственное расследование, также заявила об установлении ею причастности иракских силовиков и группировки «Асаиб ахль аль-хак» к бойне в мечети Мусаб бин Умайр [7].

Диала, как было отмечено, является вотчиной «Высшего исламского совета Ирака» (и его военного подразделения «Организация Бадра»), одной из ключевых и самых влиятельных организаций, которая входит в альянс правящих партий Ирака. Контролируя иракское МВД, эта организация осуществляет контроль и над группировкой «неошиитских» милиций под названием «Народные мобилизационные силы» (НМС), в создании которой она принимала непосредственное участие. Так, например, генеральный секретарь «Организации Бадра» Хади аль-Амери является одновременно и одним из руководителей группировки НМС. И довольно часто бывает так, что, например, одни члены «Организации Бадра» входят в НМС, а другие – являются сотрудниками МВД. Таким образом, обе эти структуры действуют под руководством одной политической организации.

Эскалация террористического насилия в Диале: иранский фактор

В конце концов, возникает вопрос, смог ли Иран в условиях распада Ирака как главного регионального соперника воздержаться от искушения использовать «джихадистское прикрытие» в интересах своей внешней политики, в основе которой лежат именно «неошиитские» идеи построения глобального исламского государства. Возможно, определенные усилия в этом направлении могли предприниматься иранской стороной. Во всяком случае, сложно обойти вниманием следующие странные совпадения. В 2004 г. Абу Мусаб аз-Заркави находился под «домашним» арестом в Иране. Тогда же он получает приказ от руководства Аль-Каиды переправится в Ирак и начать там работу по созданию «исламского государства». В том же году аз-Заркави с этой миссией прибыл в Ирак, и через некоторое время вслед за ним в Ирак постепенно перебрались ещё несколько десятков полевых командиров. Большая часть из них в первое время осела в приграничной провинции Диала. Через некоторое время аз-Заркави объявляет эту провинцию халифатом, а Баакубу – его столицей [8]. Одновременно с этим джихадисты начинают террористические атаки на местные суннитские и шиитские племена. Их главная задача на том этапе – разжечь между племенами огонь межконфессиональной вражды и гражданской войны.

Парадоксальность ситуации в Диале состояла в том, что из Ирана в иракскую провинцию стали постепенно прибывать не только джихадисты, но и хорошо подготовленные «неошиитские» экстремисты, которые в последующем были организованы в военизированные группировки (милиции). Гази аль-Явар, исполнявший обязанности президента Ирака в 2004–2005 гг., приводит цифры, в которые трудно поверить: по его данным, Иран организовал переправку в Ирак в общей сложности около миллиона человек [9]. Конечно, не все они были профессиональными боевиками. В число прибывших, например, вошли шииты курды-фаили, которые ранее были изгнаны из Ирака. Частично они осели в разных районах Диалы, в том числе в Хан Бани Саад.

Примечательно, что перебравшиеся из Ирана «неошиитские» экстремисты также как и джихадисты сделали Диалу своей базовой территорией, при этом главным местом их пребывания стал все тот же Хан Бани Саад. Объектами их военно-террористических атак опять же стали местные племена и кланы. Удивительным во всем этом было то, что прибывшие из Ирана джихадисты и «неошиитские» экстремисты в этот период успешно сосуществовали на одной территории, фактически не ведя между собой боевых действий. Случайно или нет, но и те и другие действовали в одном направлении: посредством террора расправлялись с местными суннитскими и шиитскими племенами, вступившими в антитеррористический военно-племенной союз «Сахва».

Всё это, в конце концов, привело к массовому исходу местных жителей из Диалы. По сути, был запущен целый миграционный процесс: часть местного населения Диалы в результате террора бежала в другие провинции и соседние страны, а на его место, главным образом из соседнего Ирана, прибывало другое население, занимая опустевшие территории и дома. Переломным в этом отношении стал 2015 год: сотни тысяч жителей провинции, которые бежали от террора в предыдущие годы, стали постепенно возвращаться домой в Диалу, однако страшный и резонансный теракт, и последовавшее за ним насилие проиранских шиитских милиций замедлили, если не приостановили этот процесс.

Если заглянуть в недавнюю историю Иракской Республики, то можно увидеть, что разлад в отношениях между Багдадом и племенами начался в 2007–2008 гг., когда племена, ранее объединившиеся в военный союз «Сахва» для борьбы с джихадистами, фактически разгромили группировку ИГ в Диале. Несмотря на близость победы, племена вынуждены были остановить наступление и стали быстро терять завоеванные позиции. Причиной послужило то, что в самый ответственный момент иракское правительство неожиданно приняло решение распустить отряды «Сахвы». Тем не менее, вопреки указаниям правительства племена продолжали обороняться и воевать с пришлыми террористами, которые угрожали самому их существованию. В ответ на непослушание иракские власти начали массовые репрессии против племен: десятки шейхов и тысячи ополченцев были арестованы, подвергнуты расправам [10]. Чем можно было объяснить такое поведение иракского правительства? Почему им было принято решение расформировать «Сахву»? С точки зрения обеспечения внешней и внутренней безопасности страны это было абсолютно противоречивым шагом, ведь в то время племенной союз «Сахва», являлся ключевым элементом американской контртеррористической стратегии в Ираке, был единственной силой в стране, которая успешно противостояла группировке ИГ.

В поисках ответа на вопрос о мотивах иракского правительства будет уместным вспомнить о межведомственном конфликте, который разгорелся тогда же между иракскими службами безопасности. Конфликт перешел в вооруженную фазу, после того как глава иракской разведки генерал Мухаммад Абдулла аш-Шахвани сделал 27 февраля 2008 г. сенсационное заявление о вмешательстве Ирана во внутренние дела Ирака. После этого сотрудников службы аш-Шахвани начали планомерно уничтожать. Генерал обвинил в этом другую иракскую спецслужбу, возглавляемую представителями «Организации Бадра». Среди обвинений, выдвинутых М.А. аш-Шахвани, в адрес спецслужб Ирана в планировании диверсионных действий в Ираке, было преследование цели уничтожить антитеррористическое объединение племен «Сахва». Он уточнял, что в руки иракских спецслужб попали документы, свидетельствующие о том, что Иран планирует с этой целью разные диверсионные мероприятия, включая даже поддержку джихадистов [11].

Слова генерала подтвердил представитель МВД Ирака генерал Абдул Карим Халаф, который сказал, что руководитель иракской разведки не стал бы делать подобных заявлений, не имея на то серьезных оснований. Вскоре после этого источник в Минобороны США в интервью газете «Аш-Шарк Аль-Аусат» также сообщил, что силы, атакующие иракские племенные ополчения, связаны с иранскими «Аль-Кодс». В то же время другой известный иракский деятель, бывший член «Исламской Армии», в последующем возглавивший совет племен в Абу Грэйбе, Тамир ат-Тамими, в том же ключе прокомментировал сведения генерала. Основываясь на собственном боевом опыте, он заявил, что Иран действительно прямо и косвенно атакует «Сахву» через группировки, связанные с Аль-Каидой [12].

Таким образом, начатая в 2007–2008 гг. иракским правительством политика репрессий в отношении племен и разоблаченные иракской разведкой планы Ирана по уничтожению племенного союза «Сахва» удивительным образом совпали – как по времени, так и по целям. Конечно, племена, стоящие на переднем крае войны с экстремистами всех мастей, увидели в этих фактах прямую связь. Фактически новый иракский режим зиждется на трех китах: партии «Даава», партии «Высший исламский совет Ирака» (ранее – «Высший совет исламской революции в Ираке»), партии «Садристское движение» (одиозная «Армия Махди» входит в него под новым названием «Общества мира»). Все три партийные организации не скрывают своей откровенно проиранской ориентации. Даже иракские президенты курдской национальности, выбираются, как правило, из состава курдских политических партий опять же проиранской ориентации.

Иранское влияние на внутрииракские процессы, тем самым, не просто велико – для продвижения его идеологии практически не осталось препятствий. В качестве главного сдерживающего фактора выступали местные племенные ополчения, причем, как суннитские, так и шиитские. Однако меры по стравливанию между собой иракских общин делают свое дело, ведя страну к дроблению на легко управляемые извне анклавы.

ЛИТЕРАТУРА

1. Путь красноречия. Имам Али / пер. с арабского и коммент. Т. Черниенко; Фонд исследований исламской культуры. М.: Восточная литература, 2007. 214 с.
2. Тафджир Хан Бани Саад юнбиу бихтирак аль-джихадиин ли джихаз аль-амни аль-ираки // Мидл Ист онлайн, 21.07.2015 г. URL: http://www.middle-east-online.com/?id=204290.
3. Kidnaps and arrests following deadly bombing in Iraq // www.channelnewsasia.com/news, 20.07.2015.
4. Technical Inquiry – Use of Biometrics in Afghanistan and Iraq: the sharing biometric devices or systems between NATO or ISAF; Iraqi Biometric Identification System. URL: https://epic.org/privacy/biometrics/iraq.html#HistoricalBackground; Delle C. Lambert. Biometric assignment in Iraq results in dramatic job focus for major // USAISEC, 26.02.2010.
5. Shia militias rule Iraq, not government // Kurdistan 24, 19.01.2016. URL: http://www.kurdistan24.net/en/news/8cb79464-7f92-4482-a551-05b5336a0ffe/%E2%80%98Now--Shia-militias-rule-Iraq--not-government/.
6. Struan Stevenson. Iraq – Diyala: Sunnis driven from their homes by genocidal militias affiliated with Iran // www.eu-iraq.org, 30.01.2015.
7. Chelsea J. Carter and Raja Razek. Shiite militia, Iraqi security forces behind Sunni mosque massacre, report finds //CNN, 02.11.2014. URL: http://edition.cnn.com/2014/11/02/world/meast/mosque-massacre-report/index.html; Масадыру иракийя: хуруб аз-заркуши манфаз муджаззара Диала ли Иран, // Аль-кудс. URL: http://www.alquds.co.uk/?p=211793; Iraq: Survivors Describe Mosque Massacre. URL: https://www.hrw.org/news/2014/11/02/iraq-survivors-describe-mosque-massacre.
8. Kimberly Kagan. Securing Diyala / The Institute for the Study of War. P. 3.
9. Interviews with Iraqi Interim President Ghazi al-Yawar, Senator Diane Feinstein // CNN, 08.12.2004. URL: http://edition.cnn.com; John F. Burns and Robert F. Worthdec. Iraqi Campaign Raises Question of Iran's Sway // The New York Times, 15.12.2004.
10. Dahr Jamail. Provoking the Inevitable // www.truth-out.org, 23.05.2009; Charles Levinson. Awakening Councils in hiding as arrests on rise // www.usatoday.com, 23.09.2008.
11. Thomas Joscelyn. Iran vs. The Iraqi Awakening // archive.frontpagemag.com, 05.03.2008.
12. Rafid Fadhil Ali. Iran Charged with Infiltration and Sabotage of Iraq’s Awakening Councils // www.jamestown.org, 09.04.2008.
13. URL: http://www.telegraph.co.uk/news/worldnews/middleeast/iraq/10753645/Iraq-ready-to-legalise-childhood-marriage.html; https://www.vesti.ru/doc.html?id=1462128&cid=520; https://lenta.ru/articles/2014/05/06/youngbrides; http://riataza.com/2017/11/10/parlament-kurdistana-raskritikoval-irakskiy-zakonoproekt-o-legalizatsii-braka-s-malenkimi-devochkami;

[1] Статья выполнена в рамках гранта РНФ «Проблемы и перспективы международно-политической трансформации Ближнего Востока в условиях региональных и глобальных угроз». Номер проекта 17-18-01614.

[2] В центре исследовательского внимания находится беспрецедентный теракт, который произошел в иракском провинциальном городке Хан Бани Саад 17 июля 2015 г. – в большой мусульманский праздник разговения «Ид аль-Фитр». В этот праздничный день на центральном городском рынке в многолюдной толпе взорвался грузовик, начиненный тремя тоннами взрывчатки в тротиловом эквиваленте. По оценкам экспертов, взрыв в Хан Бани Саад стал одним из крупнейших терактов в Ираке за последнее десятилетие: 120 ни в чем неповинных местных жителей – в основном детей, женщин и стариков – погибли на месте и 160 получили ранения различной степени тяжести. Теракт получил большой международный резонанс: президенты России, США, Китая, Ирана выразили свои соболезнования по этому случаю.

[3] Сдача Мосула стала причиной создания специальной парламентской комиссии по расследованию захвата города. Из отчета комиссии можно сделать вывод о том, что федеральное правительство, заранее знавшее во всех деталях о готовящемся нападении боевиков на Мосул, фактически содействовало его захвату. Так, например, из материалов комиссии следует, что, начиная с февраля и вплоть до июня 2014 г., глава разведслужбы Мосула Ахмед аль-Заркани, регулярно предоставлял в Багдад оперативные и достоверные данные о том, когда, где, в каком количестве, и даже в какой форме боевики группировки ИГИЛ планируют атаковать Мосул. В мае он передал в Багдад подробную информацию о шести тренировочных лагерях ИГИЛ, которые находились недалеко от города. Тогда же самолеты иракских ВВС совершили облет указанной территории, подтвердив данные о местонахождении тренировочных баз террористов. Однако на требование аль-Заркани нанести бомбовый удар по лагерям, Багдад ответил отказом. За несколько дней до нападения аль-Заркани в очередной раз информировал военное командование провинции Ниневия, а также федеральное руководство о том, что террористы, готовящиеся к атаке на город, собраны в деревне Шейх Юнис, находящейся в нескольких километрах от Мосула. «Я дал координаты деревни, но никто не предпринял никаких действий», – резюмировал аль-Заркани свои показания комиссии. О регулярных попытках администрации президента курдской автономии побудить иракское руководство предотвратить угрозу нападения ИГИЛ рассказывал комиссии глава администрации Фуад Хусейн. Он, в частности, сообщил, что Масуд Барзани в течение нескольких месяцев, еще задолго до нападения на город неоднократно связывался с Нури аль-Малики, сообщал ему об опасной ситуации вокруг Мосула и предлагал укрепить его оборону курдскими военизированными отрядами «пешмерга». Буквально за несколько дней до атаки президент Барзани еще раз предложил послать курдские формирования для помощи в защите города. Но Нури аль-Малики постоянно отвечал отказом. Картину, представленную в докладе комиссии, дополняют журналистские расследования, которые провели издания «Аш-Шарк аль-Аусат» и «Никаш». Они интервьюировали большое количество иракских офицеров, солдат и полицейских, которые на момент нападения выполняли свой долг в Мосуле. Все они сообщили одно и то же: одновременный выход военных частей из города не был бегством и дезертирством, это было выполнение приказа, который пришел из Багдада за несколько часов до вторжения. При этом о предстоящей агрессии террористов ничего не было сообщено ни охранявшим город военным, ни его жителям.

Объем издания: 89-112